Бахшалиева Н.Я., Моралес-Терентьева Л.М., Сергеева А.
ВИКТИМБЛЕЙМИНГ В РОССИЙСКИХ СМИ *
Аннотация:
в данной статье рассматриваются случаи т.н. «виктимблейминга» (обвинения жертвы) в статьях и репортажах российских СМИ о сексуальном и домашнем насилии, крайне актуальных проблемах современного общества; предполагается, что эти темы были бы не так широко распространены, если бы к ним иначе подходили с точки зрения языка, в том числе в СМИ, оказывающих значительное влияние на общественное мнение
Ключевые слова:
русский язык, язык СМИ, сексуальное насилие, домашнее насилие, обвинение жертвы
Сексуальное насилие – крайне актуальная для современного общества тема, причём даже для общества западного, где, как часто говорят в сети Интернет, «феминизм уже победил, и женщин никто не угнетает» (хотя касается эта проблема, безусловно, не только женщин). Статистика показывает, что сексуальному насилию в том или ином виде (нападение на улице под покровом ночи или даже при свете дня, сексуальные домогательства начальника или секс с принуждением под угрозой увольнения, либо ежедневное домашнее насилие) подвергается очень процент женщин по всему миру: примерно 35% женщин по всему миру хоть раз в жизни подвергались тому или иному виду сексуального насилия [14]. Некоторые группы (в особенности – феминистки) считают проблему настолько серьёзной и распространённой, что даже говорят о «общественном институте изнасилований» [4]. Причиной такого распространения сексуального насилия называют образ мыслей, распространённый в массовых масштабах. Зачастую это называют т.н. «культурой изнасилований» (или «культурой сексуального насилия» [13]), проявляющейся как в действиях, так и в речи. Так, например, отмечается частая «подмена понятий»: указывается, что сексуальное насилие «пытаются классифицировать», подразделяя его на такие термины, как gray rape («серое изнасилование» – когда не совсем понятно, давала ли потерпевшая согласие) или date rape («изнасилование на свидании»), приводящие к ощутимому принижению вины преступника в тексте [там же]. Также указывается на размытость границ между настойчивостью (persistence) и принуждением (coercion) [там же]. Здесь стоит также отметить негативное влияние т.н. «виктимблейминга» – обвинения жертвы. В особенности в СМИ, ведь они в той или иной степени формируют общественное мнение, а перекладывание ответственности за преступление на потерпевшую сторону снижает степень вины в глазах читателей или зрителей, следовательно, в какой-то мере «нормализует» его. Это касается не только сексуального насилия, но и достаточно близкой к нему проблемы домашнего насилия. Обвинение жертв проявляется в указании на детали происшествия, зависевшие от потерпевшей стороны. Так, в текстах печатных СМИ, репортажей в новостных программах и в обсуждениях на ток-шоу можно периодически увидеть упоминания о том, что жертва находилась в состоянии алкогольного опьянения. Например, одно издание о скандально известной Диане Шурыгиной писало: она «упилась до положения риз (…), а потом решила, что её изнасиловали» [12]. Причём здесь важно не только содержание данного высказывания, но и его форма. Здесь мы видим использование разговорной формы глагола пить – «упилась», а также устаревшего фразеологизма «до положения риз», ироничность которого выделяется даже во фразеологическом словаре русского языка [3]. Более того, автор статьи даже пишет, что потерпевшая «решила, что её изнасиловали» – то есть, по сути, почти напрямую утверждает, что изнасилования не было. Стоит отметить, что факт нахождения девушки в состоянии опьянения вообще постоянно выделялся в любых обсуждениях данной истории. Так, например, в ходе обсуждения её в популярном ток-шоу на этом постоянно делался акцент как гостями, так и ведущим [7]. В разборе ещё одного нашумевшего дела, о молодой дознавательнице, изнасилованной полицейскими, и в газетах, и на телевидении также постоянно делался акцент на том, что потерпевшая перед произошедшим выпила. Так, в одном издании ситуацию описывают так: «количество выпитого алкоголя перевесило здравый рассудок» [5]. В кратком описании происшествия на одном из российских телеканалов было сказано, что потерпевшая «оказалась на посиделках с сослуживцами по собственной воле, а во время застолья девушка употребляла алкогольные напитки вместе с офицерами, которые затем якобы начали проявлять нездоровый интерес» [8]. Таким образом в текстах, по сути, занижают вину преступников, перекладывая часть ответственности на жертву: она шла туда и выпивала по собственной воле. Лексема якобы также подчёркивает недоверие к потерпевшей стороне. Вкупе это всё создаёт у читателей или зрителей не вполне ясную картину: если девушка пошла на застолье сама, по своей воле выпивала со знакомыми офицерами, возможно, секс был вовсе не насильственным, как она заявляет. Ещё одна типичная черта виктимблейминга в адрес пострадавших от сексуального насилия (как в СМИ, так и просто «в народе») – это указание на «неподобающую» одежду и «вызывающее» поведение жертвы. В статье об изнасиловании первокурсницы на вечеринке-«посвящении», например, отмечается, что «Ирина не была такой уж невинной девочкой в этот вечер»: на потерпевшей была «расстёгнутая рубашка», из-под которой «было видно бельё», а сама девушка ранее в вечер изнасилования была запечатлена на видео, на котором она «исполняет откровенные танцы с неким молодым человеком» [11]. То есть автор статьи почти напрямую говорит о том, что жертва виновата сама. С одной стороны, ироничное «не была такой уж невинной девочкой» указывает на то, что поведение потерпевшей явно выходило за рамки «приличного», на то, что она вела себя очень раскрепощённо, а с другой, в лексеме невинной всё-таки есть корень -вин-, следовательно, данным словом подчёркивается, что часть вины есть и на потерпевшей стороне. Как мы уже отметили, подобные высказывания нередки и «в народе». Так, например, в комментариях к одной статье об изнасиловании можно было найти такие высказывания: «Ещё короче юбки одевайте и потом жалуйтесь»; «Девчонки стали вызывающе одеваться»; «Так оголяться не надо и провоцировать, демонстрируя доступность и сексуальную раскрепощённость» [2]. То есть, по сути, для многих людей в порядке вещей тот факт, что «вызывающе одетую» женщину могут изнасиловать, и само данное обстоятельство – наличие открытой одежды на жертве – равно демонстрации «доступности» и в какой-то мере оправдывает преступника. Подобный образ мышления мы видим и в текстах СМИ. В одном из комментариев также было такое высказывание: «да о чем тут речь вообще – ночью села к пяти мужикам в машину, дальше и писать нет смысла» [там же]. Это ещё одно обстоятельство, на которое часто указывается как обычными людьми в разговорах на данную тему, так и авторами текстов (статей или репортажей) в СМИ. Так, в одном из репортажей, озаглавленном «жертвы наивности», говорится о том, что некоторые жертвы «в той или иной степени сами загоняют себя в ловушку насильника: кто-то <…> по неосторожности в ночное время суток через лесополосу или парк решил сократить маршрут» [10]. Хотя автор текста и использует осторожное «в той или иной степени», чтобы предложение не было слишком категоричным, и никто не мог бы к нему придраться, он всё же почти прямым текстом говорит о том, что жертва сама виновата, она проявила неосторожность, пошла куда-то «в ночное время суток» через очевидно опасное место, став в результате жертвой. Но не насильника, а своей «наивности» и неосторожности. Таким высказыванием начинается большой 20- минутный репортаж о жертвах сексуального насилия, тем самым уже в самом начале задаётся основное настроение последующего репортажа: хотя к жертвам и высказывают сочувствие, оно скорее снисходительно-покровительственное, мы всё равно улавливаем коннотацию обвинения в адрес жертв. Также в некоторых статьях можно найти указание на прежнюю половую жизнь потерпевшей, что в целом приближено к обвинению в неподобающем, вызывающем поведении и заявлениям о «демонстрации доступности». Так, в одной из уже упоминаемых нами статей, об изнасиловании молодой дознавательницы, говорится об участи последней в «громком скандале»: за два года до изнасилования девушку «поймали во время интимного процесса» [5] в аудитории вуза. Далее, со слов некоего «собеседника», сообщается, что девушка после этого инцидента пыталась написать заявление об изнасиловании в правоохранительные органы, но «дело замяли». Здесь подчёркивается, насколько такое поведение жертвы считается возмутительным и недопустимым (она занималась «интимным процессом» в стенах вуза, что стало «громким скандалом»), а также, по сути, делается намёк на то, что девушка пыталась оклеветать того, с кем происходил «процесс», чтобы её репутация вследствие данного инцидента не пострадала. Подобные обвинения в том, что никакого насилия (как сексуального, так и домашнего, не включающего половой акт) на самом деле не было, а жертва клевещет, руководствуясь какой-то корыстной целью, не редки. Так, например, в ходе обсуждений нашумевших дел изнасилования Дианы Шурыгиной и домашним насилием актёра Марата Башарова по отношению к его бывшей жене периодически поднимаются предположения о том, что жертва оклеветала насильника, чтобы обогатиться: «Диана соглашалась забыть о происшедшем за миллион рублей» [12]. В случае со второй историей подобные предположения выдвигались гостями популярного ток-шоу на федеральном канале. Там же гости, обсуждая проблему актёра с алкоголем, делали безосновательные (по словам потерпевшей) заявления о том, что его бывшая жена «и сама пила» [1]. Что, видимо, в их глазах понижает степень вины абьюзера. Последний, к слову, и не отрицал факта домашнего насилия: по его словам, он поднял руку на супругу после того, как она «три дня не вылазила из дома, заказывала алкоголь» [там же].
Номер журнала Вестник науки №5 (26) том 3
Ссылка для цитирования:
Бахшалиева Н.Я., Моралес-Терентьева Л.М., Сергеева А. ВИКТИМБЛЕЙМИНГ В РОССИЙСКИХ СМИ // Вестник науки №5 (26) том 3. С. 22 - 29. 2020 г. ISSN 2712-8849 // Электронный ресурс: https://www.вестник-науки.рф/article/3082 (дата обращения: 19.04.2024 г.)
Вестник науки СМИ ЭЛ № ФС 77 - 84401 © 2020. 16+